НЕ БУДУ ПОДРОБНО ПОВТОРЯТЬ ИЗВЕСТНОЕ: волну "поттеромании", пронесшуюся по миру и не миновавшую и нас. Как всегда в таких случаях, не обошлось без крайностей. Отдельные наши "батюшки" довольно-таки энергично выступили против сего "бесовского совращения" (эту бы энергию да в государственных целях!). О. диакон А. Кураев более или менее взвешенно доказывал, что нет смысла неистовствовать из-за сказочек нового типа. Всё это, конечно, было лишь слабым отражением мировых бурь. Некоторые католические священники даже устроили для сей книги аутодафе, сиречь торжественно сожгли её, что побудило заведомых либералов к неистовой истерике в самом классически-либеральном — то есть наиболее тошнотворном — духе. Словом, всё прошло своим чередом…

По моему мнению, основные выводы по этой книге так и остались за рамками рассмотрения. Подчас создавалось впечатление, что уважаемые оппоненты говорят не то что на разных языках, но и о разных предметах. Увы, некоторая недосказанность сопутствовала едва ли не всем говорившим и писавшим на сию тему. Люди часто выплёскивали своё отношение, не пытаясь даже подумать, почему оно такое, хватались за готовые (и безмерно стёртые) ярлыки только затем, чтобы как-то оправдать свои эмоции… Особенно странно было ощущать то, что это происходит в России — стране, где литература имеет традиционно большое значение и где есть неплохая критическая школа. Впрочем, об этом должен быть отдельный разговор.

Коль скоро вся эта вереница современных сказок взбудоражила многих (и, кстати, показала, что сегодня не только в России литература может быть влиятельна), необходимо разобраться, в чём же тут проблема. Почему, как, откуда пришло такое отторжение в общем-то талантливого произведения? Почему люди так забеспокоились по поводу сказочек, которые, по большому счёту, рассчитаны только на самого раннего подростка?

Прежде всего надо сказать, что подросток, как тип, уже давно является центром моды в современном мире. Вся наша массовая музыкальная, извините за выражение, культура ориентирована на него — на его истеричность (вспомните, как ведут себя эти "звёзды" на сцене — да и в жизни), на его эмоциональность — а точнее, "гормональность" (то, что в русской традиции принято выражать поговоркой "моча в голову ударила"; в ней хорошо показан и сам характер этих гормонов) — словом, на все издержки бурного пубертата. (Гораздо лучше моего ускоренного изложения это показано в книге Э. Лимонова "Убийство часового".) Поэтому неудивительно, что люди, привыкшие потреблять подростковость — и в общем-то не находящие для себя другого типа искусства (ибо его НЕТ на рынке), кинулись и на эту вещь. Но сам этот процесс и показал данную проблему — показал слишком ярко и отчётливо. Кроме того, к этому присоединилось и нечто иное.

Когда я читал изящные, точные, литературно хорошо отделанные сочинения А. Кураева, у меня возникало двойственное чувство. С одной стороны, да, так всё оно и есть. Сказка есть сказка. Эта сказка отнюдь не худшая. В наших народных сказках есть тоже персонажи далеко не от Писания — и не всегда только злые (хотя явно общающиеся с миром духов). Но нелепо же ожидать, что образ Бабы-Яги совратит кого-то в сатанизм! А между тем (и здесь приходится соглашаться с о. диаконом) в книгах о Поттере в доходчивой форме преподано многое из общечеловеческой морали. Преподано хорошо. Непонятно одно: почему же было такое "накидывание" на эти несчастные фэнтези?

Логичный, чёткий, аккуратно прописанный текст о. диакона напоминал мне массу сочинений лучших семинаристов XIX века — века, когда прямо из-под семинарской кафедры люди бежали в самое оголтелое безбожие (как, например, Чернышевский). Конечно, причин тому много. Но всё же — почему именно оттуда?

Такой текст и на такую тему и показывает, по-моему, одну из причин былой катастрофы — и нынешних скромных успехов Православия. В семинарии учили (и учат) крайне, предельно рационалистическому подходу. Семинаристы писали и пишут о духах — от третьей ипостаси Божества до духов злобы поднебесной. Но всё это — логические упражнения, формальные конструкции, более или менее хорошо сцепленные друг с другом, нечто такое, что сегодня компьютер за долю секунды налепит в количестве страшном. А вот другого — именно ЧУТКОСТИ к духам, к веяниям, к тому, что слышится "сквозь", "в тонком сне", "в дусе хлада тонка", как пророку, "сквозь мутное стекло", как Апостолу Павлу, — этого-то и не было там — и нет.

А без этого, без чуяния веяний, без интуиции, без "духов", самая лучшая логика — это только скальпель. "Всё им разрежу" — шумит отважный "семинар". Да, пожалуй. Только всё-то зачем? "Всё рассужу". Да на это жизни не хватит. Да и зачем — всё? Сидеть и философствовать, как миллион метафизиков до того: камень есть по сути камень, кирпич есть кирпич, "верёвка — вервие простое"? Дальше-то что? Такой подход и пригоден только для "кирпичей" — для "материи" в самом примитивном её понимании. И если кто-то со стороны придёт и скажет, что вот — "Бога нет", то таким мыслителям, пожалуй, даже и легче станет (по-видимому, это и было в XIX веке). С Дарвиным, конечно, "по логике" разбираться проще…

И странно, в высшей степени странно, что ТАКОЙ подход до сих пор применяется в обучении служителей ХРИСТИАНСТВА — религии, как говорил Элиаде, авраамической, религии Откровения. Сам же Кураев писал в других текстах: если Бог не сойдёт — человек до Него не достанет. Не анализ, не строительство Вавилонской башни (хотя, да, и это всё нужно или может быть нужно — но не в первую очередь) — но слышание того, что веет — а в идеале Того, кто навевает. Или того, кто куда как похуже — но пытается навеять свои отбросы… Тут, конечно, нужен дальнейший анализ и отбрасывание негодного. Но только ДАЛЬНЕЙШИЙ анализ. Анализ же в первую очередь может привести к "вавилонскому эффекту" — он мне про Фому, а я ему про Ерёму. Что, судя по всему, и получилось в дискуссии о Поттере.

А уж по отношению к литературному тексту, как вещи не формально-логической, вещи, где первую роль играют именно навевания, впечатления самые разные — вплоть до аллитерации тех или иных гласных — эта чуткость должна быть приоритетна. "Я СЛЫШУ в этом тексте нечто" — вот с чего должен начинаться анализ. Сперва "слышу", "чую" — и потом анализирую, что, почему, как на меня навеяло — и кто это навевает — Тот, кто наверху — или кто похуже. А если ничего не веет — нечего и резать, нечего скальпель тупить. Тогда одно из двух: либо здесь всё глухо — и не стоит на эту мертвечину и силы тратить, либо нет чуткости — ну, тогда нечего за это дело браться. Раз слон на ухо наступил — нечего в консерваторию идти.

Так вот, во всей этой "поттеровине", помимо всех политкорректных выводов, помимо провозглашения прописей типа "верность прекрасна, а измена дурна", помимо вполне положительного облика главного героя, а равно и сопутствующих ему лиц, помимо, помимо, помимо… слишком явно чувствуется дух, хорошо знакомый тем, кто изучал английскую литературу определённого типа. Это — садомазохистское влечение к Ужасу, Мраку, Крови. Именно так — с больших букв.

Слишком мрачен сам тон легенд. Слишком чудовищны все эти призрачные химеры — этого явно многовато даже для типичного подросткового эпатажа. Слишком огромен Волан-де-Морт — сиречь Воля к Смерти — ни больше ни меньше. Слишком безоглядно жестока жизнь — если это так можно назвать — в этом несомненно притягательном призрачном мире. Именно совмещение жестокости и притягательности, собственно, и пугает — своим явным "садо-мазо".

Но повторю: это — не новость. Для англосаксов это издавна притягательно (правда, особенно это расцвело в пуританское и постпуританское время — но это тема особого материала). И готический "роман ужасов", который родился во время Просвещения (кто бы мог подумать!) — в XVIII веке, и, конечно же, в Англии (и в котором, кстати, тоже чертовщины немеряно). И пресловутый Франкенштейн, родившийся опять-таки — где? — правильно, в Англии же. И фольклорные (то есть почвенные, запомним!) рассказики Диккенса, пронизанные сумасшедше-загробным ужасом, равного которому, пожалуй, трудно сыскать во всей мировой литературе. (Интересно, кто-нибудь читал все эти красоты с попыткой приворожить ненавидящую женщину, с амулетом из кожи повешенного, заговорённым в жутком ритуале, с сумасшествием и убийством? Даже гоголевские "ужастики" куда как светлее.) Запомним, что это писал писатель-гуманист, любивший кстати и некстати пролить слезинку по поводу бедных, несчастных, обездоленных. И детективы, появившиеся тоже в англосаксонской среде — и в которых всегда полно и Ужаса, и Мрака, и Крови — и которые ВМЕСТЕ С ТЕМ (!) захватывают и ВЛЕКУТ (!) читателя к этому. А тут ещё и это… повторение готического романа для подростков…

Да пусть бы эта миссис Ролинг вписала в тексты своих творений хоть все библейские и евангельские заповеди, хоть все советы Св. Отцов — что толку? Это же ХУДОЖЕСТВЕННОЕ произведение! Что она ни напиши — сам дух, рвущийся отовсюду — вплоть до расстановки слов в строке — будет говорить именно об Ужасе, Мраке, Крови. И ещё — о том, как они страшно, необоримо, неотразимо притягательны.

Да, мы, взрослые люди, знаем, как с этим быть — книгу под стол, и все дела. Это же так, вымысел, fiction. А подросток?

Вопрос, который ставится и этими книгами, и всяким "толкиенутием", и прочим, прочим, прочим в том же духе, не столь прост. И должен он звучать так: не слишком ли специфична та часть англосаксонской культуры, которая теперь, в связи с глобализацией, без мыла лезет всюду? Не производит ли она разрушительного действия на души иных людей, не зацикленных на всякой дикости? И не должны ли мы оберегать себя от проникновения сего "духа", какими бы моральными прописями он себя ни прикрывал?

И речь здесь должна идти не только — и даже не столько о Поттере. К сожалению, и из-за последствий Великой Отечественной войны, и из-за жуткой идеологизации советского периода, и из-за мракобесности и нетерпимости личностей, называющих себя то "либералами" (тоже мне свободолюбцы!), то "демократами" (интересно, КАКОЙ такой "демос" — то бишь народ — они представляют?), у нас до сих пор неразвита тема соотношения различных национальных культур. Попробуй сейчас скажи, что то, что в одной культуре есть хорошо или, в крайнем случае, терпимо, для других может быть и разрушением — сразу получишь клеймо "фашиста" (по анекдотической логике — обвинять тебя будут реально в НАЦИЗМЕ, а клеймить — ФАШИСТОМ! Эти господа не понимают разницы между данными далеко не одинаковыми понятиями). Поэтому до сих пор и остаётся неисследованным данная разность культур.

Разумеется, это ни в коем случае не следует понимать так, что какую-то культуру надо объявлять "зловредной" с соответствующими оргвыводами. Здесь именно должна идти речь НЕ о какой-либо культуре как САМОЙ ПО СЕБЕ, но о культуре, уже воспринятой через призму ДРУГОЙ культуры и, в силу этого, как бы переделанной. Здесь было бы уместно такое сравнение: есть же бинарные боеприпасы. Два вещества лежат рядом — и каждое из них само по себе ничуть не опасно. Но вот они соединились — и в итоге получилось нечто или взрывоопасное, или отравляющее. Боюсь, что слишком часто нечто подобное получается при навязывании англо-саксонской протестантщины. И боюсь, что это относится не только к миру сказочек для подростков или около того, а ещё и при заимствовании у англо-американского мира всяких политико-экономических концепций — например, рыночности или вроде того…

Вот потому я, при том, что сам отнюдь не католик да и не очень люблю католиков, понимаю чувства того мексиканского падре, который взял эту талантливую — да, талантливую! — книгу мадам Ролинг — да и кинул её торжественно на площади в пылающий костёр, со всем фанатизмом и всей торжественностью времён былых. Оно, конечно, не метод — так бороться, да ещё и бороться с талантливой, в общем, вещью. Но натиск этой дикой и злобной англо-саксо-протестантщины сам по себе неистов и разрушителен — и потому вызывает неадекватные ответы.
Надо бы задуматься над ответами адекватными…

Лев Игошев